Статья выходного дня: Ютландское сражение 1916 года и системы связи

Сегодняшняя тема, пожалуй, неожиданная даже для статьи выходного дня. Тем не менее, сто лет назад уже существовали телекоммуникационные технологии и мобильная связь, и хотя они имели еще мало общего с привычными нам, но уже оказывали огромное влияние на ход истории.

Месяц назад отмечалась знаменательная дата — 100-летие Ютландского сражения, морской битвы, которая до настоящего момента остается крупнейшим морским сражением индустриальной эпохи. Несмотря на всю масштабность Второй Мировой войны, ни одно из ее морских сражений ни по масштабу, ни по затратам средств не смогло превзойти битву, развернувшуюся в Северном море 31 мая — 1 июня 1916 года. Однако, несмотря на колоссальные средства, которые были истрачены на то, чтобы построить британский Гранд Флит и немецкий Флот Открытого моря, эффект от битвы столь же значительным не получился.

Я не буду приводить полного описания сражения, его можно легко найти в любом справочном издании, например, Википедии. Вместо этого предлагаю посмотреть, могло ли вообще это сражение стать решающей битвой, которая изменила бы ход войны. Или же адмиралы на мостиках линкоров были больше похожи на офис-менеджеров, которым внезапно отключили Интернет, а мобильник оказался разбит и работал с перебоями.

Историки до сих пор спорят, кому приписать победу. С одной стороны, главные силы немецкого флота до конца войны более не покидали своей базы и не оспаривали господства на море у британцев. С другой – британские адмиралы не сумели превратить свое численное преимущество в решительную победу, а по «очкам» (потопленный тоннаж и число погибших моряков) так и вовсе проиграли, потеряв вдвое больше немцев. При этом более мелкие сражения Первой Мировой никоим образом не предвещали столь невыразительного генерального сражения флотов. В чем же дело? Неужели командовавшие флотами адмиралы Джеллико и Хиппер оказались настолько бездарными стратегами, а все их младшие флагманы были настолько плохими тактиками, что никто не сумел переломить ход сражения в свою пользу?

Отнюдь. Несмотря на то, что и англичане, и немцы умудрились наделать массу ошибок, ни одного из их флагманов нельзя упрекнуть в трусости или преступной нерешительности, которая не позволила добиться успеха. Все Ютландское сражение представляло собой цепь огрехов и случайностей, но не в большей степени, чем любая другая битва. И даже все они в целом не достигали критической отметки, за которой отсутствие результата можно было бы назвать итогом череды военных неудач обеих сторон.

Дело совсем в другом. Адмиралов подвел масштаб. Это было первое сражение флотов индустриальной эпохи, которое развернулось на огромном театре, охватить который взглядом уже не получалось. 31 мая в море находилось 150 британских и 99 немецких боевых кораблей, сведенных в два флота. Да, история знала флоты, куда большие по количеству кораблей, когда под рукой флотоводца оказывались сотни судов, но никогда при этом ему не приходилось решать вопроса координации сил, столь удаленных друг от друга. Оперативные замыслы обеих сторон предусматривали расстояния между отрядами в 50-70 морских миль. Т.е. от 90 до 130 километров. Дистанция боя выросла до 20 километров и больше. Скорости линейных сил достигли 25-27 узлов (около 50 км/ч), а легкие крейсера и эсминцы могли давать ход в 35 узлов (65 км/ч). При этом средства обнаружения и связи мало изменились со времен Русско-японской войны, когда все эти показатели были в 2-3 раза меньшими.

Итак, что же имели адмиралы 1916 года для обнаружения противника? Бинокли и дальномеры, отчасти радиопеленгацию. Для связи они могли использовать искровые радиопередатчики, флажные сигналы, флажный и световой семафоры. Вот, собственно, и все. Радиограммы передавались азбукой Морзе, при этом надежность приема была невысока, все остальные методы полагались исключительно на такой ненадежный инструмент как человеческое зрение. Разумеется, все это мало соответствовало требованиям по управлению флотом, разбросанным по огромной площади. Поэтому любое подробное описание Ютландского боя пестрит сообщениями о том, что тот или иной корабль не принял или неправильно истолковал тот или иной сигнал, а то и вовсе не заметил сигналов флагмана или даже самого противника. Более того, недостатки системы наблюдения едва не позволили противникам разойтись, не заметив друг друга.

В начале третьего часа пополудни (по Гринвичу) 31 мая 1916 года расстояние между ближайшими кораблями эскадр составляло всего 16 миль, но сильная дымка и низкие облака делали их невидимыми друг для друга. Однако в 14:15 между передовыми крейсерами британского и немецкого флотов оказался датский пароход Fjord. Суденышко нейтралов было замечено с немецкого крейсера Elbing, командир которого приказал двум миноносцам досмотреть подозрительный пароход. Капитан «Фьёрда» выполняя приказание остановиться, начал стравливать пар, и лишь тогда, он был замечен с борта британского крейсера Galatea, который вместе с крейсером Phaeton также направился к пароходу. Спустя три минуты британцы заметили боевые корабли, которые первоначально приняли за крейсера. Так начался Ютландский бой.

Здесь уместно сказать, что ни немцы, ни британцы вовсе не планировали начинать битву в полном неведении, а использовали все доступные им способы заранее выяснить максимум о противнике. Командующий немецким флотом адмирал Райнхард Шеер был инициатором будущей битвы. Его план строился на том, чтобы ввести в заблуждение противника, позволив ему увидеть только часть своих сил и спровоцировав на отделение части флота для их уничтожения. Командующий Гранд-Флитом вице-адмирал Джон Рашуорт Джеллико, напротив, рассчитывал перехватить главные силы Флота Открытого моря, чтобы в решительном сражении разгромить их, пользуясь двукратным преимуществом в современных линкорах и линейных крейсерах. Такое смелое планирование британского адмирала строилось на лучшей осведомленности относительно вражеских планов.

Еще в 1911 году в Британской Империи задумались над тем, как в случае войны с Германией лишить последнюю возможности коммуникации. В частности, оперативные планы предусматривали уничтожение всех подводных телеграфных кабелей, принадлежащих немцам, что и было успешно реализовано в первых числах августа 1914 года. Предсказуемым ответом германской стороны стала интенсификация радиообмена, который в то время был гораздо более примитивным, чем привычный нам. Главным недостатком, помимо проблем с приемом и передачей сообщений из-за атмосферных явлений, для радио была возможность приема всех сообщений не только адресатом, но всеми иными станциями, находившимися в зоне вещания. В случае войны это обстоятельство гарантировало, что противник сможет читать телеграммы. А единственной защитой было шифрование, превращавшее сообщение для не имеющего ключа в набор букв и цифр. Кроме того, сами по себе сообщения не были текстовыми, а являлись кодом, для понимания которого требовались специальные книги.

Однако нельзя не отметить, что в довоенное время никакой подготовки ни к перехвату, ни к дешифровке сообщений в Британии не предпринималось. По состоянию на август 1914 года Королевский флот располагал всего одной станцией перехвата радиотелеграмм, располагавшейся в Стокгольме, а Управление военно-морской разведки было полностью загружено иными задачами и не имело никакого подразделения, которое бы занималось радиоперехватом и дешифровкой. Тем не менее, британцам удалось крайне удачно сымпровизировать. Организация отдела была поручена директору учебного командования военно-морских сил Альфреду Юингу, который имел инженерное образование, занимался радиосвязью, а также интересовался вопросами шифрования. Юинг сумел мобилизовать в свой отдел преподавателей военно-морских колледжей Осборна и Дартмута, воспользовавшись тем, что кадеты либо пребывали на каникулах, либо были мобилизованы на действующий флот. В качестве станций перехвата была использована сеть радиостанций Королевской почты и Компании Маркони. Организация получила название «Комната 40» и вошла в историю как наиболее успешный центр радиоперехвата Первой Мировой войны.

При этом британцам в 1914 году повезло не только с организацией радиоперехвата. Расшифровка кодов и перехваченных сообщений двигалась бы медленно, но уже 11 августа 1914 года в районе Мельбурна был захвачен немецкий пароход Hobart, на борту которого нашлась шифровальная книга «Сигнальная книга торгового флота». В октябре из России прибыла «Книга сигналов императорского флота», захваченная на потопленном крейсере Magdeburg, а месяцем позже британский траулер выловил ящик с секретными документами с потопленного у острова Тексел эсминца S119. Среди документов находилась копия шифровальной книги «Сигнальная книга». В результате в руках у британцев оказались все необходимые коды, оставалось только взломать шифр.

Но, несмотря на все успехи, полностью «читать» немецкие радиограммы в «Комнате 40» не могли. Коды постоянно менялись, к ним добавлялись новые, поэтому сообщение о начале операции Флота Открытого моря 31 мая 1916 года, хотя и было перехвачено и дешифровано, но полностью понято не было. Исходя из общей структуры сообщения и места отправки, британские эксперты смогли определить, что это знаменует начало крупной операции, но какой именно, не зная кода (который в данном случае был уникальным), понять было невозможно. Таким образом, британский командующий Джон Джеллико не мог знать, будет ли ему противостоять весь немецкий флот, или же это очередная набеговая операция.

Немецкое командование в Первую Мировую войну аналогичной структуры радиоразведки не формировало. К штабам прикомандировывались математики, которые занимались взломом шифров, но не более. Кроме того, в руки германского командования не попали книги с кодами Королевского флота, так что даже удачно расшифрованные сообщения оставались лишь набором букв и цифр, который был бы понятен британскому офицеру, но не немецкому.

В результате при планировании операции адмирал Шеер вынужден был опираться на другие средства разведки и обнаружения. Насколько эти средства не соответствовали задачам, можно было видеть уже из случая с обнаружением нейтрального парохода, когда британцы до последнего момента не видели противника, а увидев, приняли миноносцы (длина корпуса 98 метров, высота борта не более 3,5 метров) за крейсера (длина корпуса 135 метров, высота борта более 5 метров).

Любопытный факт. В завязке Ютландского сражения с немецкой стороны приняли участие корабли, которых не должно было быть в составе кайзеровского флота. Миноносцы типа В-97 и легкие крейсера типа Elbing должны были стать кораблями русского флота, при этом, если миноносцы были построены вокруг заказанных для русских кораблей механизмов и ГЭУ, то крейсера Elbing и Pillau должны были стать «Адмиралом Невельским» и «Муравьевым-Амурским» соответственно. Не менее любопытно, что город Пиллау, в честь которого немцы переименовали «Муравьева-Амурского», с 1945 года является территорией России, носит название Балтийск и является главной базой российского флота на Балтике.

Итак, что же могла предложить техника 1916 года немецкому командующему, помимо радиоразведки? Сейчас это были бы средства морской, воздушной и космической разведки. Космической разведки на тот момент просто не существовало. Воздушная уже была, но... Предоставим слово самому Рейнхарду фон Шееру:

Между 14 и 15 часами (Берлинского времени +2 часа к Гринвичу) один за другим поднялись в в воздух дирижабли L-9, L-14, L-16, L-21 и L-23, чтобы произвести дальнюю разведку в секторе от севера до запада Гельголанда. Они не приняли участия в разыгравшемся вскоре сражении и не видели никого из состава своих или неприятельских главных сил.

Почему дирижабли взлетели так поздно? Был слишком сильный для них ветер. Почему они не сумели найти место генерального сражения? Потому что в тот день была облачность от 200 метров, а неповоротливые и огромные «цеппелины» не могли рисковать, опускаясь столь низко — как ни примитивны были средства ПВО 1916 года, но промахнуться в цель, длина которой всего в 2-3 раза меньше расстояния до нее, было попросту невозможно. Как итог — разведывательное средство немцев оказалось слишком примитивным и ненадежным. Что же касается самолетов, то на тот момент они не обладали достаточной дальностью полета, чтобы вести разведку на удалении в сотни километров от аэродрома. Лучшие образцы могли бы улететь на 600-700 километров, но этого было недостаточно с учетом необходимости визуально обнаружить цель. Кроме того, ни один самолет Первой Мировой войны не был оборудован радиостанцией, способной передавать на сотни километров, так что для сообщения информации ему требовалось не только найти противника, но еще и вернуться на свой аэродром. Оттуда телефоном или радиосвязью сообщили бы данные в штаб, и лишь потом появилась бы возможность передать сведения на флот в море. Даже если считать, что штабной этап был бы проведен без проволочек и ошибок, то самолеты-разведчики, способные летать на необходимое расстояние имели скорость всего 120-130 км/ч, так что просто на то, чтобы долететь от места обнаружения неприятеля до своего аэродрома, им потребовалось бы не менее 3 часов. За это время даже без учета возможных маневров и изменения курса положение цель изменилось бы на 40-50 миль.

Показателен и пример англичан, которые с собой в битву прихватили гидроавианосец (корабль способный нести гидросамолеты) Engadine. В 14:40 (по Гринвичу) вице-адмирал Битти приказал командиру этого корабля запустить самолеты для поиска неприятеля, и в 15:07 первый (и единственный, как оказалось) самолет Шорт типа 184 лейтенанта Рутланда поднялся в воздух. Спустя 20 минут ему удалось обнаружить немецкие корабли (благо положение и курс уже были примерно известны) и передать сообщение на борт «Энгедайна», что стало первым в истории случаем координации действий корабля самолетом. Да, я не ошибся, только корабля, не флота. Дело в том, что дальше «Энгедайна» сообщение с самолета Рутланда не ушло. Попытка передать сведения на флот с борта гидроавиатранспорта потерпела крах — ненадежность тогдашних радиоприемников и атмосферные помехи привели к тому, что ни один из флагманов не сумел разобрать передачу. Близко к «Энгедайну» был и линейный крейсер Lion под флагом вице-адмирала Битти, командовавшего британскими линейными крейсерами, но разобрать семафор на нем также не смогли.

Что же касается разведчика лейтенанта Рутланда, то обнаруженные им немецкие корабли встретили его шрапнелью, и через 10 минут после обнаружения он был вынужден приводнить свой самолет. Еще через двадцать минут самолет с перебитым топливопроводом был поднят на борт «Энгедайна», но на этом применение авиации в Ютландском сражении завершилось окончательно. Ветер и волнение не позволяли англичанам использовать свои гидросамолеты, а тучи по-прежнему не давали «цеппелинам» увидеть хоть что-то.

Но вернемся к разведке адмирала Шеера. К ее морской составляющей, которая продиктовала дату сражения. Знаменитые немецкие «У-боты» снискали себе грозную славу именно в годы Первой Мировой войны, но в Ютландском сражении их роль оценить положительно никак не удастся. Их маленькая автономность заставила немецкое командование поторопиться с выходом в море, не дав дождаться исправления повреждений на некоторых кораблях первого ранга, а примитивные средства обнаружения (представленные исключительно оптическими перископами) не позволили полностью оценить масштаб британской реакции на действия.

Еще 13 мая первой из немецких подлодок в море отправилась U-72, имея задачу выставить мины у британской базы в Ферт-оф-Форт, после чего приступить к наблюдению за Гранд-Флитом. Спустя 10 дней с аналогичным приказом за ней последовала U-74, но ни одной из них не удалось выполнить поставленной задачи. Первая из-за неисправности вернулась на базу, а вторая была потоплена противолодочными силами Королевского флота. Впрочем, основная масса лодок, которые должны были заняться разведкой, вышли в море 17 и 20 мая. Но и их преследовали неудачи, двум лодкам пришлось в силу различных причин вернуться на базу, вынудив немецкое командование увеличить сектора патрулирования для оставшихся. В итоге к 29 мая штаб Флота Открытого моря констатировал: лодочная завеса со своей задачей не справилась — расположение и состав сил британского флота не были известны. А еще через двое-трое суток у лодок, вышедших 17 мая, истекал запас автономности по провизии.

Именно этот факт предопределил решение адмирала Шеера о выходе в море 31 мая. Позднее подводные лодки вынуждены были бы покинуть свои позиции, лишив его информации о реакции англичан на выход Флота Открытого моря, а себя – шансов атаковать выходящие из баз корабли. Развертывание новой завесы, во-первых, отодвигало срок проведения операции минимум на полмесяца, во-вторых, давало британцам возможность заметить повышение активности и уничтожить подлодки, выходящие на позиции.

Ставка была на скорость и эффективность уже выдвинутых на позиции экипажей. Увы, но она не оправдалась. Более чем успешные в деле потопления транспортных судов и боевых кораблей, чьи экипажи слабо представляли себе всю опасность угрозы из-под воды, «у-боты» не смогли ни обнаружить выход главных сил Гранд-Флита, ни успешно атаковать его корабли. Ни один британский корабль на этапе развертывания не получил торпедных попаданий, а из сведений, переданных адмиралу Шееру, тому никак не удавалось составить сколь-либо цельной картины происходящего. Достоверно известно было только то, что в море вышли британские линейные крейсера, а также некоторое количество линейных кораблей. Это вполне укладывалось в план по поимке в капкан части Королевского флота, которая была бы как минимум не сильнее немцев.

Трагической ошибкой было и решение совместить приятное с полезным, приказав лодкам не только обнаруживать, но и атаковать корабли. Хотя англичанам и не удалось потопить ни одной из атаковавших их подлодок, но и тем приходилось тратить от двух до четырех часов на маневрирование и уклонение от контратак, прежде чем выйти на связь. Учитывая, что сведения они передавали не непосредственно на флагманский «Фридрих дер Гроссе», а вначале в штаб на берегу, реальная задержка составляла четыре часа и более.

Таким образом, командующие обоими флотами 31 мая 1916 года в обнаружении противника, по сути, оказались ограничены возможностями своих надводных кораблей. Ни Джеллико, ни Шеер не были дураками, они представляли, что картина происходящего гораздо масштабнее, чем отрывочные сообщения, добирающиеся до них, но она была все так же скрыта от них «туманом войны». И туман этот был лишь немногим более проницаемым, чем тот, что заслонял видимость адмиралам за сто или двести лет до Ютланда. Ведь, фактически, с момента выхода эскадр из баз, их самым надежным и верным средством обнаружения противника стали передовые заслоны из крейсеров и эсминцев, чьи действия весьма напоминали ощупывание слона слепыми мудрецами.

Сейчас в распоряжении командующих были бы не только гораздо более совершенные средства разведки и связи, но также куда более широкий спектр систем анализа поступающей информации. Скорость, курс, тип цели — все это могут обрабатывать компьютерные системы, выводя на экраны и планшеты красивую и довольно полную картину действий как своих сил, так и неприятеля. Но в 1916 году на борту флагманских линкоров не было даже таких выверенных схем, какими снабжены исторические книги по войне. Были лишь столы с листами ватмана и офицеры-штурманы, которые на этих листах вели прокладку курса эскадры, а также наносили данные об обнаруженных кораблях противника. При этом сведения не только о противнике, но и об удаленных собственных эскадрах были приблизительными — счисление каждый штурман выполнял самостоятельно, но чем хуже была погода, тем больше допускалось ошибок.

В результате на оперативной карте командующего флотом была весьма приблизительная информация, на основе которой нельзя было сделать расчет с точностью до минуты. Задержки с передачей данных составляли порядка 20 минут — ведь любое сообщение требовалось составить, зашифровать вручную, передать радисту, который морзянкой должен был послать его в эфир, продублировать, принимающий корабль должен был принять и разобрать это сообщение, которое от радиста попадало к шифровальщику. Шифровальщик снова вручную разбирал шифр, потом код, и лишь потом эту телеграмму приносили на мостик, где штурман вручную наносил на карту новые сведения, после чего адмирал мог взглянуть на максимально точную картину боя. Которая отличалась от реальности не меньше, чем портрет работы художника-авангардиста от фотографии.

Но если кому-то кажется, что на стадии обнаружения и опознания противника проблемы заканчивались, то это совсем не так. Когда корабли сближались и открывали огонь, возникала еще одна проблема — пороховой дым от выстрелов. Чем больше делалось залпов, тем плотнее становились облака дыма, которые сносило ветром на следовавшие в кильватере корабли. Противник, в свою очередь, оказывался скрыт еще и за своим дымом. К тому же, корабли того времени изрядно дымили, сжигая в своих топках нефть и уголь. Чем выше была скорость, тем больше требовалось жечь топлива, чем больше жгли топлива, тем больше было дыма, который оседал за эскадрами. В результате интенсивный бой заканчивался в моменты, когда из-за падения видимости противники просто переставали друг друга видеть в прицел.

Не лучшим образом сотрясение от стрельбы и попаданий сказывались на работе радиостанций — скачки напряжения, обрывы сети, перебитые осколками антенны (в то время это провода между мачтами корабля) приводили к тому, что сообщения просто терялись. Традиционные для флота флажные сигналы и семафор оказывались неэффективны из-за расстояний и плохой видимости, а прожектора оказывались разбиты. Вот как это выглядело на практике:

В самом начале боя командующий линейными крейсерами адмирал Битти, получив сообщение об обнаружении немецкого флота, поднял сигнальные флаги, предписывающие его кораблям изменить курс и увеличить ход до полного. Но самый сильный из его отрядов, 5-я линейная эскадра, состоящая из быстроходных линкоров, будучи наиболее удаленной, сигнал разобрать не смогла. В течение 10-15 минут ее командир не менял курс и не отдавал приказ поднять пары, что привело к отставанию в 10 миль. Которое еще больше усугубил следующий приказ Битти, требовавший поддерживать ход в 25 узлов, хотя линкоры не могли дать больше 24 (любопытно, что непосредственный командир 5-й эскадры контр-адмирал Эван-Томас также был уверен в том, что его корабли могут дать 25-узловой ход).

Как итог, «сражение линейных крейсеров» первые 20 минут проходило при качественном превосходстве немцев, обошедшемся англичанам в один потопленный и один серьезно поврежденный корабль. При этом адмирал Хиппер не стал предоставлять англичанам возможность реализовать превосходство 9 против 5, и сразу же после начала обстрела со стороны линкоров смело пустился наутёк, выполняя свою главную задачу — вывести часть британского флота на главные силы немецкого. На прощание немцы взорвали еще один британский линейный крейсер и, что более важно для нашего рассказа, уничтожили радиостанцию на флагманском корабле адмирала Битти. Теперь приказы командующего флотом его заместитель стал получать с большой задержкой — радиосообщения принимал Princess Royal, который затем прожектором транслировал их на Lion. Приказы адмирала при этом передавались другим кораблям флажными сигналами.

Через полчаса это не замедлило сказаться на управлении флотом линейных крейсеров. Когда передовые отряды Битти обнаружили основные силы немцев, тот приказал всем своим кораблям отвернуть, дабы уйти под защиту своих главных сил. Но сигнал смогли разобрать только на ближайших к нему линейных крейсерах. Все еще отстающая 5-я линейная эскадра продолжила движение в прежнем направлении, а легкие крейсера и эсминцы продолжили атаку на отряд Хиппера. Лишь спустя четверть часа ошибка была исправлена, причем не в результате того, что на линкорах наконец получили приказ, а практически случайно — новый курс был продиктован необходимостью уклониться от немецких торпед.

Не меньшие приключения с доставкой информации происходили и на кораблях, которые не участвовали в бою. Главные силы адмирала Джеллико двигались на поддержку крейсеров Битти не тем курсом, который привел бы их к встрече с немецким флотом. Причина? Обнаруживший линкоры адмирала Шеера крейсер Southampton неправильно указал в радиограмме собственное положение. Все его данные показывали, что немецкий флот находится на 12 миль восточнее, чем в реальности. Исправить ошибку не было никакой возможности — штурман крейсера о ней просто не знал, а на флагмане никак не могли проверить точность позиционирования.

Еще одной навигационной ошибкой стало появление эскадры британского адмирала Худа на левом фланге германского флота. Изначально он имел приказ присоединиться к линейным крейсерам и быстроходным линкорам адмирала Битти, чтобы усилить их в противостоянии с крейсерами адмирала Хиппера, но вместо этого он вышел непосредственно на немецкие легкие крейсера и миноносцы из прикрытия главных сил. Причина была все та же. Связи по радио с Битти не было, а сведения о местонахождении немцев, полученные от Джеллико, содержали ошибку. К счастью для англичан торпедные атаки немцев оказались безрезультатными. Более того, внезапное появление еще одного отряда линейных крейсеров привлекло все внимание германского командования и не позволило своевременно распознать появление на поле боя главных сил Гранд-Флита.

Выше я говорил о множестве проблем со связью у британцев, что может создать впечатление, что немецкие корабли не испытывали подобных проблем. Это не так. Им действительно счастливо удавалось избегать проблем с радиосвязью, но вот с чтением флажных сигналов и приемом семафоров все было не лучше, чем у оппонентов. Линкоры и линейные крейсера Флота Открытого моря не испытывали проблем, в первую очередь, благодаря тому, что немецкие адмиралы старались держать свои корабли поближе друг к другу, не допуская отдаления отдельных отрядов и кораблей дальше пары миль. Но активно действовавшие легкие крейсера и миноносцы в течение всего сражения приказы получали и выполняли с большой задержкой, порой полностью игнорируя старших флагманов. Очевидно, что легкие корабли проигрывали в дальности видимости за счет меньшей высоты своих надстроек, а также их экипажи в бою были куда больше озабочены вопросами поиска противника, нежели наблюдением за своими линкорами.

Апофеозом неразберихи, связанной с ошибками в сообщениях наблюдателей и навигационном счислении, стал бой главных сил флотов, начавшийся в четверть седьмого часа вечера по Гринвичу. Джон Джеллико к тому моменту обладал приблизительной информацией о том, где находится германский флот. Все накопившиеся ошибки в вычислении местоположения и противоречивые сообщения от легких сил, поступавшие непосредственно перед развертыванием, привели к тому, что колонна британских линкоров вместо того, чтобы пересечь курс Флота Открытого моря и охватить его голову, оказалась выстроена параллельно немецким эскадрам. Кроме того, путаница в маневрировании и определении ожидаемого положения главных сил привела к тому, что линкоры скучились и мешали друг другу маневрировать. Командирам отдельных эскадр, уже участвовавших в бою, вместо заранее запланированных мест в колонне доставались те, куда они сумели встроиться.

Еще хуже была ситуация у адмирала Шеера. На момент развертывания главных сил Гранд-Флита он вообще не знал о том, что они уже вышли в море. Информацию об этом он получил через десять минут после того, как корабли Джеллико начали перестроения для главного боя. Кроме того, реальная картина боя заставила его вместо кильватерной колонны построить свои корабли полукругом. Его собственный флагман при этом оказался в середине боевой линии таким образом, что с него не были видны ни концы колонны, ни линейные крейсера Хиппера, ни противник. Попытка исправить положение за счет маневрирования была успешной лишь отчасти — флот выстроился в более управляемый порядок, но англичане оставались в более выгодных условиях за счет разницы между видимостью восточной и западной сторон горизонта вечером. В результате немцам приходилось буквально угадывать положение своего противника, определяя наличие кораблей по вспышкам выстрелов.

Всё дальнейшее сражение, которое с обеих сторон характеризовалось как недостаточно решительное, носило отпечаток предварительной сумятицы. И Джеллико, и Шеер уже поняли, что вместо предполагаемого «правильного» сражения линейных флотов, их ждет ряд стычек, в которых победу одержит не тот, кто сильнее, а тот, кому больше повезет. Неспособность 5-й эскадры линкоров, в которую входили сильнейшие боевые корабли мира, разгромить линейные крейсера Хиппера была ярким примером. Активно маневрировать адмиралы не хотели из-за явной неспособности обоих флотов занять положение согласно предварительным планам.

Напоследок можно привести финальный эпизод участия «Комнаты 40» в Ютландском сражении. Около 20 часов по Гринвичу 31 мая адмирал Шеер принял решение отступать к своим базам, что вызвало соответствующий обмен сообщениями между его флагманским кораблем и береговым командованием. Всего было отправлено четыре телеграммы, которые удалось расшифровать британцам. Три из них Адмиралтейство свело в одну и передало Джеллико:

Германскому линейному флоту в 21:14 приказано возвращаться в базы. Линейные крейсера замыкают строй. Курс юго-восток. Скорость 16 узлов.

Четвертая телеграмма была наиболее важной. В ней командующий немецким флотом указывал четкий курс, которым он собирался двигаться домой. Дело в том, что «курс юго-восток» - это всего лишь направление движения, но не точное указание, куда идут корабли. В районе подступов к базам были выставлены минные заграждения, которые существенно ограничивали возможные подходы, поэтому англичанам нужно было знать курс с точностью до румба, иначе был риск не только не найти противника, но еще и вылететь прямиком на мины. И эта информация была отправлена по радио из Лондона на борт линкора Iron Duke. Где так и не была принята.

В итоге Джон Джеллико руководствовался своими собственными соображениями и информацией от передовых кораблей, которые к тому времени ориентировались по вспышкам и звукам выстрелов. Это не позволяло точно идентифицировать противника, но на этот раз все сообщения, хотя и были в большинстве ошибочными, складывались в единую картину. В итоге командующий Гранд-Флитом считал, что он преследует немцев, тогда как в действительности они прошли у него за кормой. Причем некоторые из немецких кораблей прорезали строй британского флота. Но тут злую шутку сыграло уже отсутствие подготовки к ночному бою у англичан — командиры кораблей, хотя и опознавали противника, огня не открывали, чтобы не вызвать на себя атаки вражеских миноносцев. Им слишком памятен был тот разгром, который 11 годами ранее учинили японцы русскому флоту в подобной ситуации.

К утру 1 июня 1916 года все было закончено. В утреннем тумане одному из «цеппелинов» посчастливилось найти главные силы британского флота, который успешно сообщил Шееру о том, что они сохраняют боевой порядок, а неподалеку находятся и линейные крейсера. Это подтолкнуло немецкого командующего к принятию окончательного решения о возвращении всех своих кораблей на базы, поскольку при таких условиях продолжение битвы не имело перспектив. А Джон Джеллико около 4 утра по Гринвичу получил радиограмму от «Комнаты 40», в которой указывались точное местоположение, скорость и курс немецких сил. Но на то, чтобы перехватить, расшифровать и доставить это сообщение ушло полтора часа. Английскому адмиралу оставалось лишь констатировать, что его предварительные расчеты оказались неверными и противник благополучно вернулся в гавань.

Вот так, отсутствие систем связи и весьма ограниченные возможности по обнаружению противника превратили два гигантских флота в двух борцов, которые обладали пудовыми кулаками, но были совершенно неспособны их удачно применить. В итоге после Первой Мировой войны у всех возникло немало мыслей о том, а стоит ли вообще тратить столь большие средства на создание линкоров и других кораблей, если адмиралы просто не сумеют их использовать по назначению. Но история снова сделал поворот, и Вторая Мировая война на море оказалась уже совсем иной…

Поделиться: 

Мы в социальных сетях:

• ВКонтакте
• Telegram

Больше материалов
на новой версии сайта. Теперь читать с мобильных
стало удобно!

Есть, что добавить?! Пишите... [email protected]