Историческая неизбежность: три шага в бездну

Привет! Две недели назад мы уже говорили об исторических закономерностях, которые способны прикончить империю любого масштаба и силы, превращая любые попытки ее спасти лишь в новые шаги к пропасти. Российская империя просуществовала с начала XVIII века до начала ХХ и за это время накопила ошибок, которые не могли не привести к краху системы. Но их было бы слишком долго перечислять, а фундаментальные предпосылки не выглядят такими выпуклыми, чтобы наглядно демонстрировать свою необратимость. Другое дело – СССР. Всего семь десятилетий от возникновения до бесславного распада. И масса популярных теорий заговора, большая часть которых сводится к тому, что во главе страны каким-то неведомым образом оказались сплошные предатели, видевшие свою цель исключительно в том, чтобы сделать своей родине как можно хуже. Удивительная ситуация, правда?

Обычно люди все же не занимаются осознанным разрушением своего дома, даже если им при этом обещают возможность переезда в шикарную гостиницу. Но спорить о роли и месте М.С. Горбачева, Б.Н. Ельцина и прочих лиц, оказавшихся на руководящих ролях в конце лета 1991 года, совершенно непродуктивно. Эмоциональная оценка захлестывает ораторов, а документальная база имеет настолько большие лакуны, что мотивы принятия решений можно узнать только из мемуаров непосредственных участников, которые никогда не бывают правдивы до конца. Любой человек может добросовестно заблуждаться, с этим мы ничего не поделаем. Поэтому я предлагаю небольшой взгляд в прошлое, чтобы показать те фундаментальные проблемы советской власти, которые возникли задолго до кризисных явлений второй половины 1980-х. Три шага в бездну, и каждый из них совершали люди, которых трудно заподозрить в целенаправленном желании разрушить Советский Союз.

Шаг первый, сталинский. СССР против всех

К лету 1945 года Советский Союз достиг пика военно-политического могущества. К словам его руководителя вынуждены были прислушиваться абсолютно все в мире, Красная Армия не имела равных по силе противников на суше, и даже экономика надежно стояла на военных рельсах, преодолев кризисные явления первых лет войны. И именно в этот момент Советский Союз впервые сделал шаг к своей гибели.

Сейчас многие восхищаются И.В. Сталиным, называя тот образ СССР, который возник к концу его правления, «Красной Империей», при этом совершенно забывая, что по своей форме и сути Союз империей не был, да и не мог стать. Коммунистическая идеология, положенная в его основу, в принципе отрицала возможность построения сверхдержавы имперского образца. Советское государство должно было стать лишь переходным этапом от национальных государств к наднациональным образованиям в процессе естественного движения от менее прогрессивных капиталистических форм управления к более прогрессивным социалистическим, а затем и коммунистическим. Опять же, нет смысла спорить о том, насколько такая теория верна и реализуема на практике. Важно, что именно такое понимание государства легло в основу СССР при его формировании в 1920-е годы.

Однако уже через год после официального возникновения СССР начала продвигаться теория о возможности построения социализма в отдельно взятой стране. Сама по себе она не разрушала марксистско-ленинскую концепцию о торжестве революции пролетариата во все мире. Борьба за освобождение рабочего класса шла параллельно с созданием витринного образца более передовой системы власти и управления. Перегибы и ошибки в построении социализма, допущенные во внутренней политике, с лихвой компенсировались внешнеполитической ситуацией – Советский Союз был нежеланным, но весьма сильным союзником для любой из капиталистических стран, желающих получить преимущество над своими капиталистическими конкурентами. Что и проявилось в предвоенные годы (до 1941 года), когда СССР имел возможность лавировать во внешней политике, ведя переговоры и заключая сделки даже со странами и людьми, искренне желавшими его уничтожения.

В 1945 году ситуация была уже совершенно иной. Вместо полудюжины крупных капиталистических стран сравнимой военной, политической и экономической мощи великие державы превратились в конгломерат истощенных и разоренных войной государств и США. Последние находились на грани, за которой в случае продолжения мировой войны их ждало такое же истощение, в первую очередь людских ресурсов, но в экономическом и политическом отношении уже не имели себе равных. Вторая половина земного шара получила своего идейного гегемона.

Трудно сказать, осознавалась ли пагубность такого противостояния советским руководством и имелись ли некие пути выхода из сложившейся ситуации, но факт остается фактом. Внешняя политика Советского Союза во второй половине 1940-х годов оказалась бессильной в деле противостояния объединению капиталистических стран в основу военно-политического антисоветского лагеря. Надежды на укрепление коммунистов в Италии и Франции себя не оправдали, а пример Корейской войны продемонстрировал неумение использовать структуры ООН для отстаивания своих интересов. В итоге к моменту смены власти в 1953-1955 годах сложилась мировая система, в которой СССР с союзными режимами противостоял всем остальным развитым странам. Дальше борьба могла идти лишь за «страны третьего мира», и даже краткий ренессанс довоенной ситуации в виде противостояния Франции и НАТО не смог ничего изменить. Все предпосылки к безуспешному военно-экономическому противостоянию с капиталистическими странами сложились и закрепились.

Шаг второй. ХХ съезд и десакрализация власти

Н.С. Хрущев запомнился посадками кукурузы и разоблачением культа личности Сталина. Все остальные его деяния, среди которых – ни много ни мало полет Гагарина, остались в тени этих двух фундаментальных потрясений. Причина довольно проста. Россия даже после усиленной индустриализации оставалась аграрной страной, если не по структуре экономики, то по духу, поскольку даже большинство тех, кто творил в нем технические свершения, происходили из крестьянской среды и связи с деревней не утратили. Поэтому удар, который нанесла кампания Хрущева по борьбе с подсобными хозяйствами, усугубленная «кукурузной лихорадкой», оказался для сельского хозяйства России фатальным. Если сталинскую коллективизацию оно сумело преодолеть, главным образом за счет создания массы послаблений для личных хозяйств, то сочетание разорительной попытки заменить кукурузой все что можно и нельзя с запретом на личный скот и приусадебные участки сказывалось до конца советской эпохи.

Но даже полное разорение сельского хозяйства не смогло бы сравниться с тем, какие тектонические сдвиги в создании населения России произошли после «развенчания культа личности Сталина». Здесь уместно обратиться к самому феномену культа личности. Его возникновение возможно лишь в обществе, где в народной ментальности власть обладает некоторой сакральностью. Поколебать веру в условного царя или любимого вождя могут только события чрезвычайные, да еще и усугубляющиеся личным провалом лидера. Это ярко продемонстрировала Февральская революция, когда для свержения царя потребовалось не столько крушение государственного механизма обеспечения, сколько отказ самодержца от исполнения своих прямых обязанностей.

Ситуация же перед ХХ съездом КПСС ничуть не напоминала революционную. Никто не рискнул бы охарактеризовать политику времен Сталина как безусловно провальную, а его самого назвать бесхарактерным и слабовольным, пустившим все на самотек. Однако это не помешало Н.С. Хрущеву заявить о допущении И.В. Сталиным принципиальных ошибок, признать его деятельность опасной для народа и государства. И если в отношении себя у народа сомнений не возникало, то в отношении государства ситуация была совершенно иной.

Ментальность русского народа вполне предполагала, что людьми могут жертвовать во имя каких-то государственных целей. Более того, допустимыми в глазах народных масс были и ошибки, делавшие эти жертвы напрасными. Но ошибки происходили по вине некомпетентных помощников правителя, а то и вовсе скрытых врагов. Не случайно массовые репрессии «врагов народа» не вызывали никаких массовых волнений, ропот был, но вместе с ним была и уверенность в том, что большинство наказанных действительно вредили стране. В то же время доклад «О культе личности и его последствиях» указывал на то, что Сталин, будучи вождем трудового народа и выдающимся теоретиком марксизма-ленинизма, в деле построения коммунизма допустил принципиальные ошибки и вел страну по неправильному пути. Впервые в истории России прозвучала идея о том, что верховный правитель не был скрытым врагом или неспособным к управлению страной, а просто ошибался. Двадцать лет с лишним лет.

Это было наиболее масштабное потрясение сознания, какое только можно придумать. Да, народная ментальность сохраняла совершенно средневековое представление о некоторой сверхъестественной природе власти. Да, с ним требовалось бороться ради развития современного сознания. Но конкретно для жизни СССР с его мобилизационным характером существования такой прорыв в сознании был опасен. Если отбросить аморальность использования средневековых пережитков, посмотрев на данное событие глазами уже просвещенного интеллигента, то доклад обнажил опасный изъян системы. Она оказалась совершенно беззащитна перед узурпацией власти, лишена механизмов контроля над собственным развитием и никоим образом не гарантировала выдвижение в результате партийной борьбы лучших представителей социума. То есть, как ни посмотри, жесткое обличение И.В. Сталина вело к ослаблению народной поддержки власти, причем с весьма долгосрочными перспективами. Семена сомнений в правильности выбранного пути развития были посеяны.

Шаг третий. Застойное время, жизнь для себя

Времена «застоя» в народной памяти прочно ассоциируются с преемником Н.С. Хрущева – Л.И. Брежневым, хотя сам разворот в сторону экономики потребления произошел в ходе превращения 6-й пятилетки в первый и единственный в истории СССР «7-летний план развития народного хозяйства». Казалось бы, что такого в переориентации экономики в сторону потребления и повышения уровня жизни населения, тем более что тому был целый ряд социально-экономических предпосылок? Но выше мы уже говорили о том, что неудачи во внешней политике привели к тому, что Советский Союз оказался первым и единственным локомотивом в военно-политическом противостоянии с капиталистическими странами. При этом изначально экономический потенциал его уступал таковому США.

Выход КНР из орбиты влияния, волнения в Венгрии, а затем в Чехословакии, ракетная гонка и Карибский кризис отнюдь не способствовали улучшению ситуации и снятию напряженности. Мобилизационный характер экономики Советского Союза в сочетании с мощнейшими идеологическими установками на построение общества нового типа в отдаленной перспективе вполне позволял сохранять поступательное движение и в этих неблагоприятных условиях. Более того, как можно видеть на примере КНДР, подобные режимы при отсутствии глобальных амбиций вполне способны существовать в куда более неблагоприятной обстановке. При этом нельзя не признавать, что возможности по мобилизации ресурсов населения без материального вознаграждения за труд к середине 1950-х годов если не были исчерпаны полностью, то уже близились к пределу. То есть некоторый поворот в сторону общества потребления был необходим, повторять события Новочеркасска резона не было.

Другое дело, что рост уровня жизни населения оказался взрывообразным, а потенциал потребительской экономики – недостаточным. И все это никак не было скомпенсировано изменением идеологических установок. «Дорогой Леонид Ильич» не случайно стал олицетворением застоя – его богатая жизнь с коллекционированием дорогих автомобилей, многочисленными дачами, шубами, дорогими подарками, охотой и т.п. была образцом, к которому теперь мог стремиться любой советский человек. Ведь в идеологическую накачку теперь вплетались совершенно конкретные блага для отдельного человека. Вместо абстрактных для обывателя плотин, доменных печей, сотен самолетов в небе и бороздящих моря линкоров под красным флагом советский обыватель 1960-х мотивировался персональной квартирой, личным автомобилем, телевизором, холодильником и т.д. И чем дальше, тем больше личное вытесняло коллективное.

А перед промышленностью продолжали ставиться планы по выпуску ракет, станков, танков, самолетов, кораблей. Не только военной, но и промышленной техники, которая требовалась для успешной конкуренции с капиталистическим миром. И которую советские сателлиты не могли дать вовсе или в достаточном количестве. Не то чтобы в брежневском СССР возникла ситуация, когда пушки реально производились вместо масла, но к удовлетворению растущего спроса на товары народного потребления экономика оказалась совершенно не готова. На первый план вышла проблема плановой экономики, когда отсутствие механизмов регулирования рынка усугубляет ошибки в прогнозах, лишая возможности оперативно реагировать на изменение спроса. В итоге возникли печально известный дефицит и совершенно кадаврические формы подпольного бизнеса как попытка удовлетворить спрос на предметы, потребление которых вовсе не предусматривалось.

В результате к началу 1980-х годов реальность жизни все больше отдалялась от идеологических основ государственной машины. Это порождало разрыв в сознании и разложение общества, в котором хорошо жилось «Гагарину Юрке, буфетчице Нюрке да Леониду Брежневу». Параллельно развивались три направления возможного успешного построения карьеры, при этом пропагандируемое общедоступное технократическое оказывалось наименее гарантированным. Советские вузы выпускали десятки тысяч молодых специалистов ежегодно, но далеко не всем удавалось найти применение для своих природных способностей, тогда как полуподпольные рыночные структуры и партноменклатура, совершенно не являвшиеся документированной и безусловной необходимостью развитого социализма, процветали. Перспектива жить хорошо всем вместе когда-нибудь уже не могла манить, когда прямо перед глазами были примеры людей, которых в системе быть не должно, а они не только были, но и преуспевали в большей степени, чем добросовестные и законопослушные граждане.

«Перестройка» как эпилог СССР

Как можно видеть, к тому времени, когда М.С. Горбачев приступил к своей программе по реформированию Советского Союза, все три основных негативных фактора не просто успели проявиться, но были полностью сформированы и определяли особенности существования страны и общества.

Необходимость поиска компромиссных решений во внешнеполитическом противостоянии была очевидна. Глобальный ядерный конфликт исключал возможность победы любого строя, делая невозможным военное решение проблемы противостояния систем. При этом страны третьего мира либо были уже поделены, либо вовлечение их в свою орбиту влияния стоило бы больших усилий при сомнительной полезности, что ставило в тупик внешнюю политику и СССР, и Запада.

Плюрализм и гласность – прямое развитие дискуссии, которую породил в обществе ХХ съезд. Можно было бы попытаться и дальше запрещать любую альтернативу официальном взгляду, но после того, как с главной трибуны страны уже один раз прозвучали слова об ошибочности представлений лидера государства, это было подобно попытке удерживать воду в решете.

Не менее абсурдным было бы и предложение отказаться от уже имевшегося множества материальных благ ради некоторых отдаленных перспектив для будущих поколений. Несмотря на всю мощь репрессий, которые обрушивались при Андропове на черный рынок, борьба ОБХСС напоминала поединок Геракла с Гидрой под проливным дождем, тушащим огонь его факела.

Но времени, чтобы решать эти проблемы по отдельности, уже не было. Более того, его никогда не было. Ошибки на уровне принятия решений, приведших к возникновению этих проблем, делали их труднопреодолимыми в рамках имевшейся концепции построения советского государства. По отдельности они не являлись угрозой для существования государства: единое и сплоченное своими лидерами общество могло бы бесконечно долго терпеть лишения в идеологическом противостоянии. В условиях внешней угрозы сильное руководство, пользующееся доверием населения, имело возможность проводить репрессии и иные непопулярные меры. И, как показывает китайский опыт, даже решение проблемы идеологического противостояния с окружающим миром не является невозможным, если решаются внутренние проблемы общества.

Крах СССР не был предопределен его природой, но и не был случайным стечением обстоятельств. Возникновение противоречий между потребностями и возможностями, игнорирование возникающих проблем, непродуманность принимаемых властью стратегических решений сделали этот крах неизбежным. Сталин, Хрущев и Брежнев не менее виновны в распаде Союза, чем Горбачев, при котором этот распад произошел.

Поделиться: 

Мы в социальных сетях:

• ВКонтакте
• Telegram

Больше материалов
на новой версии сайта. Теперь читать с мобильных
стало удобно!

Есть, что добавить?! Пишите... [email protected]